Меньше всего Питер Марино похож на архитектора, чье имя накрепко связано с такими монстрами роскоши, как Dior или Chanel.
– Когда мне исполнилось пятьдесят, я занялся бодибилдингом и купил себе мотоцикл. С тех пор я прекрасно себя чувствую.
Точную дату этого духовного преображения выяснить непросто, потому что год своего рождения Марино предпочитает не афишировать. Зато с удовольствием говорит о своем первом клиенте Энди Уорхоле, для которого оформлял таунхаус на Восточной 66-й улице в начале 1970-х.
– Сила Уорхола в том, что он оперировал культурными архетипами и именно поэтому оказался самым влиятельным художником XX века. Что-то подобное я пытаюсь делать в своих работах для больших брендов: собираю ассоциации и перевожу на язык дизайна.
Сам Уорхол записал в дневнике: “Я как-то напомнил Питеру, кому он обязан своей карьерой и о том, что он пришел ко мне в кроссовках и коротковатых штанишках, а вышел серьезным архитектором. На что в ответ получил: “Может быть, зато теперь я хожу в костюмах от Armani, и это уже явно не твоя заслуга”.
Несмотря на нескрываемый эпатаж, утверждение это полностью соответствует действительности. Свою репутацию Марино заработал, когда в 1984 году во время оформления магазина Barneys New York сформулировал новый принцип: архитектура бутиков и головных офисов должна быть идеальным воплощением стиля модного Дома.
– Потом уже Рем Колхас начал работать для Prada, а Казуйё Седзима для Dior, но я был первопроходцем.
Марино вкладывает в понятие “роскошь” очень конкретный смысл.
– Я создаю пространства обитания – бутики, дома и клубы – для крайне ограниченного, избранного круга людей. Для тех, чьи имена находятся в самом верху списка Forbes. Мои клиенты прекрасно образованны, много путешествуют и все уже видели. Поэтому на меня работает огромный штат сотрудников, которые охотятся за новыми идеями и технологиями. Можно сказать, мы знаем, из чего делается роскошь.
А исходное сырье бывает самое разное. Иногда это 24-каратное листовое золото которым покрыт потолок бутика Barneys на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке, а иногда семьсот тысяч светодиодов, превращающих токийский офис Chanel в огромный телевизионный экран.
– Вообще-то сначала я просто нарисовал на фасаде фирменную черно-белую клетку Chanel. Идея демонстрировать на ней модные дефиле родилась позже.
Несмотря на то что стиль Марино смело можно назвать новой эклектикой (“Я всегда выбираю то, что работает, а не то, чего от меня ждут!”), его собственные архитектурные вкусы вполне академичны.
– Я обожаю строгую простоту Seagram Building Мис ван дер Роэ, функциональность музея Херцога и де Мерона и Музея искусств в Милуоки Сантьяго Калатравы. В здании главное – скелет, без него любая декорация, как бы хороша она ни была, теряет всякий смысл. В университете я писал диплом по архитектуре итальянского барокко – тогда мастера точно знали, как за деревьями не потерять леса.
Именно эту конструктивную составляющую отмечают критики в интерьерных проектах Марино.
– Мне часто говорили, что я могу оформить даже самый большой дом так, чтобы сохранилось ощущение целого. Но на самом деле я не люблю вторгаться в чужие пространства. Гораздо больше привлекают меня ситуации, в которых все необходимо сделать от начала и до конца. Я не из тех, кто мыслит только крупными формами, оставляя декораторам разбираться с деталями.
Хотя сейчас Марино и строит по всему миру – от Марокко до Гонконга, – он остается настоящим нью-йоркским жителем.
– Этот город выдуман специально для меня – одни сплошные контрасты. Здесь, будь ты хоть мультимиллионером, все равно можешь чуть ли не половину своей бесценной жизни провести в ожидании человека, который освободит тебя из застрявшего на шестьдесят третьем этаже лифта.
Ни один из проектов Марино не похож на предыдущий. Кто-то может назвать это отсутствием собственного видения, кто-то постоянным поиском.
– Все мы видели проекты, которые несут на себе явный след личной “манеры” архитектора. Но на самом деле это просто означает, что они однажды изобрели удачный ход и используют его бесконечно. Мне же это попросту скучно. Я хочу, чтобы люди удивлялись всякий раз, узнавая, что и это тоже сделал Питер Марино.
Беседовала Анастасия Углик