Микеле де Лукки родился в 1951 году под Венецией, учился архитектуре во Флорентийском университете. В 1980-х был участником радикальных дизайнерских групп “Алхимия” и “Мемфис”. Работал арт-директором Olivetti, сотрудничал с Artemide, Kartell. В последние годы много строит, особенно в Грузии. Преподает промышленный дизайн и урбанистику во Флоренции и в Милане.
Когда Микеле де Лукки объявил тему лекции на “Арх Москве” – “Мои клиенты – прекрасные и ужасные”, аудитория вздохнула: вместо откровений от живой легенды итальянского дизайна им, казалось, предлагали побасенки о взаимоотношениях художника и заказчика. Но не тут-то было. Среди “клиентов” де Лукки оказались и природа, и дух времени, и технологии, и рынок, и даже совесть. Так, слукавив и выдав сложное за простое, де Лукки описал свою картину мира и место художника в нем.
Он вообще не тот, кем кажется, этот улыбчивый итальянский дедушка. Во всех учебниках по дизайну сказано, что де Лукки родился в Ферраре, но, когда переводчица указывает на его венецианский выговор, он с радостью соглашается: да-да, я родом из материковой Венеции. И дедушкой его можно назвать с большой натяжкой – в этом году дизайнеру исполняется всего шестьдесят три года.
Он был самым младшим в легендарной дизайнерской группе “Мемфис” и, чтобы не отставать от маститых Этторе Соттсасса и Андреа Бранци, обзавелся манерами, свойственными почтенному возрасту, да так с ними и не расстается. Даже его вызывающая борода – не признак бунтарства, а насущная необходимость. У де Лукки есть брат-близнец, и они еще в детстве, устав от постоянной путаницы, договорились, что, когда вырастут, один отрастит бороду, а другой всегда будет ходить гладко выбритым. “Так что борода может считаться моим первым дизайнерским проектом”, – говорит он.
Де Лукки любит парадоксальные обороты и заготовленные формулы речи – сказывается многолетний опыт преподавания в Миланском политехе. Сейчас он читает там курс урбанистики. Немного неожиданный предмет для человека, вошедшего в историю дизайна благодаря лампам и стульям. “Ну почему же, это вполне закономерный процесс, – не соглашается дизайнер. – В 1970-х я начинал с хеппенингов революционного толка – нормальное занятие для юноши со взором горящим, в 1980-х устал от бессмысленной говорильни и взялся за промышленный дизайн, в 1990-е много работал руками, создал свою студию Produzione Privata – идеальную лабораторию для экспериментов, а в 2000-е вышел в городское пространство, стал задумываться о том, как и чем живет современный человек”.
Если посмотреть на последние проекты де Лукки (офисы Deutsche Bank в Берне и Telecom Italia в Милане, Библиотека искусств фонда Джорджо Чини в Венеции, Музей итальянского искусства банка Intesa Sanpaolo в Милане, Музей ковров в Венеции), то можно подумать, что у человека в его картине мира два главных занятия: работать и потреблять искусство. “Меня действительно занимает идея обустройства рабочего пространства. Она претерпела серьезные изменения за последние десять лет, как и вся концепция общественно-полезной деятельности. Раньше мы старались приспособить четыре стены для эффективной работы, а теперь мечтаем освободить работника от любых границ.
Вот сейчас, например, мы с вами в офисе, и офис этот имеет один из самых красивых видов, которые мне встречались в жизни”, – свои слова де Лукки сопровождает широким жестом, указывающим на панораму Кремля и Замоскворечья, открывающуюся с террасы бара O2 Lounge отеля Ritz-Carlton. В своих проектах де Лукки пропагандирует так называемые non-territorial-офисы, в которых нет закрепленного рабочего места и каждое утро сотрудники рассаживаются по принципу “кто первый пришел”. Разве эта идея не противоречит “территориальности”, свойственной любому человеку? “Совсем нет, – уверенно отвечает де Лукки. – Такая система создает внятный зазор между личным и общественным пространством. Между идеей дома, где ты волен выбирать, что хочешь, и работы, где общественное благо требует от тебя эффективного взаимодействия с другими людьми, а значит, усмирения индивидуальных порывов. Отсутствие на работе фотографий детей и любимой обгрызенной ручки очень тому способствует”.
Не послышался ли мне марксистский душок в этой теории? “Вы разве не знаете, в Италии каждый приличный человек – социалист или того хуже”, – смеется де Лукки. А искусство попадает в раздел “личное дело”? “Несомненно, – кивает он. – Поэтому я стараюсь делать свои музейные пространства максимально персонифицированными. Идеальный пример – недавно законченный Музей ковров на острове Сан-Джорджо в Венеции.
В нем всё устроено по принципу больших промышленных складов: посетитель выбирает на iPad заинтересовавший его ковер, и тот выезжает на большой подставке. Так можно показать огромную коллекцию старых восточных и новых дизайнерских ковров в сравнительно небольшом помещении. Ну и доказать, что технология – это не вселенское зло, а отличный способ наладить взаимодействие человека с окружающей действительностью”.
Как выглядит идеальный город в представлении де Лукки? “Мой годовой курс по городскому пространству является отличным ответом на этот вопрос, но для вас я постараюсь объяснить покороче. Секрет в формуле “плюс пять, минус пять”, метров, разумеется. Я бы убрал под землю все служебные вещи – коммуникации, транспортные развязки, паркинги и прочее – и оставил бы наверху только самое важное, нужное и красивое. У города, как и у человека, есть только один шанс произвести первое впечатление, поэтому необходимо сосредоточить всё внимание на оформлении фасадов, порталов, переходов”.
Отвечать на вопрос, какой существующий город кажется ему приближающимся к идеалу, де Лукки отказывается, зато рассказывает, как можно одной-единственной постройкой изменить интонацию мегаполиса. В 2010 году в Тбилиси открылся 156-метровый пешеходный мост Мира через Куру по его проекту.
Заказ был официальный и крайне ответственный – Саакашвили лично следил за работами. “От меня ждали wow-эффекта, как теперь принято говорить, – объясняет де Лукки. – Я же был озабочен скорее философским аспектом проблемы: как вывести на первый план идею соединения, которая есть в любом мосте”. В результате родилась конструкция, состоящая из собственно моста и крыши. “Накидка” из стекла и металла крепится к берегам и вздымается над мостом, словно надутая ветром. С середины моста открывается отличный вид на город и реку. “Теперь мой мост – главное место встреч молодежи в Тбилиси”, – не без гордости сообщает де Лукки. Доказательство находится мгновенно, в Instagram юной пиарщицы, только что вернувшейся после тбилисских каникул. Ее друзья сделали эффектную фотосессию на фоне стальных опор моста Мира. “Вы заметили, где они остановились, чтобы сфотографироваться? Правильно, в самом центре”.
Напоследок я задаю вопрос, без которого интервью с де Лукки не представляется возможным: сейчас, с высоты возраста и по прошествии времени, что, как ему кажется, сделал “Мемфис” – хорошего и плохого? “Хорошего – мы позволили дизайнерам делать всё, что им заблагорассудится. Плохого – мы позволили дизайнерам делать всё, что им заблагорассудится.
Теории “Мемфиса” были реакцией на рационализм 1970-х годов, с их помощью мы создавали новый мир, с другим колоритом, с другой атмосферой, с другими декорациями. Но вырванные из контекста 1980-х, они превратились в стиль. Всё экстравагантное, кричащее и даже вульгарное стали называть словом “Мемфис”. Так и выяснилось, что мы были изобретателями языка, на котором могли говорить только мы сами и только друг с другом. Впрочем, я ни о чем не жалею, это были очень веселые времена”, – заключает Микеле де Лукки с улыбкой.
Видео лекции, которую Микеле де Лукки прочитал на “Арх Москве” 2013-го. Часть 1
Часть 2
Фото: SANTI CALECA; GABRIELE BASILICO; GIA CHKHATARASHVILI; ALESSANDRA CHEMOLLO; LUCA TAMBURLINI; MICHELE DE LUCCHI; АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ