Тойо Ито родился 1 июня 1941 года в Сеуле (Корея). С 1943 года живет в Японии, в Токио. В 1965 году окончил Токийский университет. С 1971-го глава Toyo Ito & Associates, Architects. В этом году получил Притцкеровскую премию. Среди наград — Императорская премия, золотая медаль RIBA, “Золотые львы” Венецианской биеннале.
Тойо Ито плохо понимает мой вопрос. Над формулировкой мучаются уже два переводчика. Повторяем так и этак, не помогает. А всего-то нужен ответ, почему так влиятельна японская архитектура и что это за тайна такая, которой с детства владеют все японские архитекторы. Всё-таки Ито – шестой японец, получивший главную архитектурную награду мира после Кензо Танге в 1987-м, Фумихико Маки в 1993‑м, Тадао Андо в 1995-м и Кадзуё Сэдзимы с Рюэ Нисидзавой в 2010-м.
Наконец-то я понимаю, что вопрос мой ему совершенно ясен, а вот ответ не совсем. Он, похоже, размышляет, не щелкнуть ли меня по лбу карандашом, который вертит в руках. Мой собеседник совершенно не готов признать себя типичным японским архитектором и отвечать за всех своих коллег и компатриотов. Тут я вспоминаю не вошедший в фильм кусочек из сценария “Мимино”, где японские туристы, глядя на Вахтанга Кикабидзе и Фрунзика Мкртчяна, удивляются: “Эти русские все на одно лицо”.
– Я не знаю, как у вас, – говорит он мне наконец, – а у нас в Японии бытует мнение, что мы совершенно разные. Мы одинаковые, только если смотреть со стороны.
– Неужели ничего общего?
– Кое-что общее есть. Это свойственная нашей культуре приверженность минимализму. Чистота линий, чистота пространства. Но тут есть и опасность. Можно очистить и сделать всё прозрачным до такой степени, что из этих стен захочется убрать человека. Тогда будет еще чище и прозрачнее.
Он вежливо улыбается. Ему семьдесят два года, но на вид примерно сорок. Он не носит, как все знаменитые архитекторы, форменный черный пиджак, а приходит на встречу в забавной рубашечке в черных точках, на носу – очки в белой оправе. Ито не боится моды – всё-таки его дочь издает японский Vogue, а сам он с удовольствием работает с модными марками, выбирая те, что ему ближе. Он построил в токийском Омотэсандо здание магазина для итальянцев из Tod’s, а сейчас завершил новый павильон для Hermès на часовой ярмарке в Базеле.
Я спрашиваю арт-директора Hermès Пьер-Алексиса Дюма, почему выбор пал именно на Тойо Ито, и он рассказывает мне историю о том, как должно было состояться заседание жюри, на котором Ито председательствовал: “Жюри собиралось 12 марта 2011 года, а 11 марта, накануне, Япония испытала землетрясение и цунами. Я был готов отменить заседание, но он ни себе, ни нам этого не позволил и прибыл вовремя. Мало того что я считаю его гениальным архитектором, он еще и фантастический человек”.
Тойо Ито переводит разговор: “Я и не думал, что стану архитектором, я больше увлекался спортом”. Он любил бейсбол, но всё-таки карьера бейсболиста для японца почти невозможна. Здесь не дотянешься до лучших, то ли дело в архитектуре, где они быстро обыграли и европейцев, и американцев.
Ито был рожден в Корее, в городе Сеуле, который с 1910-го по 1945-й находился под управлением Японии. Токио он увидел в два года, в 1943-м, когда семья вернулась в Японию. Архитектурой заинтересовался десять лет спустя, когда приехавший из Штатов ученик Марселя Брёйера, японский архитектор Ёсинобу Асихара, проектировал для его матери семейный дом.
Ито окончил Токийский университет, как и многие его соотечественники и предшественники по Притцкеру. Но на вопрос, посоветовал бы он сейчас молодому человеку туда поступать, отвечает мне: “Нет, конечно. В Японии сейчас сложно с архитектурой. Другие страны Азии давно впереди”. Он сам кого хочешь научит – многие считают его своим учителем. Когда я говорил с Кадзуё Сэдзимой, она в качестве главных своих университетов назвала работу в мастерской у Тойо Ито. Я напоминаю о ней мастеру, и он с удовольствием отдает комплимент: “Сэдзима прямо-таки помешана на простоте, мало я знаю людей, способных так соединить материальное и абстрактное”.
Первыми заказами были дома для знакомых и родственников. Об Ито заговорили после того, как в 1976-м он построил для своей старшей сестры виллу White U – белое одноэтажное здание с двумя спальнями по концам коридора, завернутого вокруг внутреннего дворика. О том, что это памятник архитектуры, он предупредить хозяев забыл, дом снесли через двадцать лет.
Первая архитектурная мастерская Ито называлась Urban Robot, или Urbot, но вскоре его имя стало отличной вывеской, и название изменилось на Toyo Ito & Associates, Architects. Как бы он ни открещивался от общей биографии, он вместе со всеми испытал влияние самого мощного движения современной национальной архитектуры – японского метаболизма. В годы экономического чуда архитекторы проектировали Японию точно так же, как собственный дом. Метаболисты создавали хребет мегалополисов, как костяк динозавра.
Мне кажется, что до сих пор японские архитекторы не могут излечиться от разочарования, пришедшего, когда динозавр сдох. У Тойо Ито теперь самое пессимистическое мнение о современном городе: “Природа меняется ежечасно, а архитектура стремится застыть на века. Одно и то же решение воспроизводится повсюду. Железо, бетон, прямоугольный каркас сделали все города похожими друг на друга”.
Землетрясение 2011 года – это месть природы людям, считавшим себя ее хозяевами. Он предлагает воспользоваться этим уроком и снова примирить архитектуру с природой и обществом: “Иначе критерием успеха будет только одно – оригинальность замысла. Никого не интересует, где будет стоять здание и кому оно будет служить”.
После землетрясения и цунами он отправился в пострадавшие районы, чтобы выстроить там “общие дома”, центры, где жители могли бы проводить время друг с другом. Это его мечта – заставить людей общаться, он смеется над привычкой своих молодых сотрудников переписываться по электронной почте из одного угла комнаты в другой.
Любопытно, но этот новый изобретенный им тип здания, премированный “Золотым львом” на Венецианской биеннале, напоминает мне советские сельские клубы. Ито не удивляется моему сравнению, и мы вместе решаем, что, возможно, тайна японской архитектуры как раз и состоит в том, что там, где европеец блеснет решением, японец просто поставит задачу.