Действительно, пользоваться ей можно как путеводителем. Все, что от вас потребуется, — выбрать тему и открыть на нужной странице. В общем, удобно. Всего 40 глав, в каждой из которых не больше 20 страниц, и этого, наверное, достаточно, чтобы стать “разбирающимся” и привлекательным оппонентом в любой светской беседе. Суджич затрагивает совершенно разные по масштабу темы — от обширных понятий, таких как подлинность, война, несовершенство, до более точных, таких как архитектурный журнал Blueprint, который Суджич основал в 1983 году вместе с Питером Мюрреем и Саймоном Эстерсоном, или застежка-молния, которая после многовекового господства пуговиц стала опознавательным знаком новой сексуальной доступности. Авторский выбор идей, изобретений и проектов на первый взгляд не совсем очевиден. Например, в той же самой главе про Blueprint от первых своих шагов в сфере журналистики Суджич каким-то образом переходит к рассказу про Барселону, так что название “B как Barcelona” тоже имеет место быть.
В главе про моду директор Музея дизайна о самой моде не пишет практически ничего, но раскрывает тему через собственный опыт и рассказывает о первом знакомстве с Полом Смитом и Рей Кавакубо из Comme des Garçons, вспоминает свои предпочтения в одежде в студенческие годы: варенки, ботинки-дезерты, вельветовый пиджак, рубашки без ворота и вязаные свитера с орнаментом. А в главе про автомобиль из всех возможных вариантов рассказывает историю кузова Elan компании Lotus — одного из первых примеров использования стеклопластика в автопроме. Казалось бы, что вообще может связать настолько необычные истории в одну целую книгу?
Однако при более детальном прочтении можно заметить, что свою задачу автор выполнил максимально точно: через своего рода случайный подбор тем, согласно алфавиту, через призму дизайнерского восприятия и мышления (а Суджич является одним из главных историков и теоретиков дизайна) он провозгласил и описал нашу современность, собрал базовый набор понятий, с помощью которого можно понять устройство существующей реальности.
В одном из интервью Суджич сказал, что он постарался выбрать темы, с которыми он сталкивался в работе и жизни, которые ему знакомы. Книга появилась благодаря личному опыту, однако суть ее заключается не в том, чтобы кого-то или что-то осудить, а чтобы рассказать и описать. Тут как с азбукой: набор дается каждому человеку одинаковый, а читаем и усваиваем мы разное.
“Идея всмотреться в те вещи, которые настолько знакомы, что мы их больше не замечаем, помогает найти путь к осознанию истинной движущей силы дизайна. Этот подход способен разрешить противоречие между мифотворческим пониманием дизайна и реальностью постепенных усовершенствований, между культом гениальной личности и зависимостью производства от командных усилий”.
Скорее всего, сначала был придуман алфавитный порядок, а уже потом были подобраны идеи, проекты, явления и истории. Парадокс в том, что именно такая произвольная концепция написания книги помогла удивительно точно описать такую знакомую нам современность. По сути, существующая реальность состоит из историй прошлого, связанных с дизайном, архитектурой, повседневностью и т. д. Суджич сумел рассказать эти истории как бы со стороны и при этом показал вовлеченность благодаря собственным воспоминаниям из прошлого, нигде не показав критичной дизайнерской позиции.
Все начинается с вопроса о подлинности, а именно с покупки американской военной парки времен войны в Корее в секонд-хенде в Милане. Несмотря на смущение всех членов семьи, которым куртка кажется недостаточно презентабельной, Суджич с уверенностью говорит, что в ней есть подлинность и одновременно неестественность, а потому она подойдет “и юному хипстеру, и стареющему директору музея”. Такой же спор о природе подлинности возникает и в архитектуре, когда речь идет о культурной ценности сооружения, например, при реставрации. “Сегодняшний дизайн подчинен культу молодости и беспощадной гонке за новизной”.
Что значит для здания подлинность — идентичная копия старого, восстановленная с помощью современных материалов, или же попытка заменить предыдущие формы на что-то более соответствующее “духу прошлого”? А если проект нуждается в обновлении еще при жизни архитектора и тот готовит более совершенный дизайн с учетом современных производственных методов, какой из замыслов архитектора следует считать более подлинным? Конкретного ответа Суджич не дает ни на один из вопросов, однако точно подмечает, что чаще всего для человека важнее испытывать ощущение подлинности, то есть необходима подлинная подделка, с помощью которой возможно создание желаемой, комфортной реальности.
И все же книга называется “B как Bauhaus”. Одноименная глава, пожалуй, собрала в себе все литературные приемы Суджича — от исторической части об изначальной “банде четырех” (Ле Корбюзье, Фрэнк Ллойд Райт, Вальтер Гропиус и Мис ван дер Роэ) и последующем становлении школы Баухаус в 1919 году благодаря Гропиусу и его последователям, в числе которых были Альберт Эйнштейн, Марк Шагал и Оскар Кокошка, до личных воспоминаний автора. Последние связаны с приобретением 658-страничного каталога выставки 1968 года в лондонской Королевской академии, посвященной баухаусу.
“Этот каталог — что-то вроде Священного Писания: открываешь его не часто, но он всегда — десятилетие за десятилетием — находится рядом, как молчаливое напоминание о том фундаментальном значении, которое это движение имеет для формирования образа мыслей любого современного дизайнера”. В Баухаусе соединились несколько очень важных аспектов, которые особенно выделяют его среди всех остальных: архитектурный шедевр, студенты со всего света и прославленные преподаватели, которые помогли этой школе занять место в самом сердце модернизма как доминирующего направления культуры XX века.
В другой главе Суджич вспоминает и форму манифестов как радикальный и популярный способ выражения мысли в прошлом столетии. “Дом — это машина для жилья” — вот один из главных лозунгов XX века, провозглашенных Ле Корбюзье. Модернизм удивительным образом, по мнению Суджича, повлиял на вкус всего человечества уже в нашем столетии — а иначе откуда бы еще взялись встроенные кухни и жилые лофты, проекты современных школ и больниц в развитых странах? В начале прошлого века отцы-основатели модернистского движения отказались от всей предыдущей истории и от всех традиций, чтобы снова изобретать дизайн каждого стула, каждого чайника так, будто в прошлом их не существовало.
Когда в 1977 году в книге “Язык архитектуры постмодернизма” Чарльз Дженкс категорично объявил, что модернизм умер и на его место пришло “новое” архитектурное явление постмодернизма, которое должно было вернуть в состав дизайна остроумие, эмоциональность и исторический опыт, это лишь означало возвращение к уже позабытым истокам. В итоге постмодернизм не порвал с прошлым, а стал его продолжением: “Постмодернизм — это модернизм плюс французская теория литературы”. Вне зависимости от того, как мы воспринимаем прошлое — как призыв к полному от него отказу и построению нового мира или как большое сокровище, как руководство к действию, — оно никуда не исчезнет. Прошлое было и остается в окружающих нас вещах, оно живет в архитектуре, оно существует в анонимном дизайне, и в целом именно прошлое стоит у истоков формирования нашей повседневности.
Выходит, что современная реальность — это непоследовательный набор из множества социальных феноменов прошлого, уникальный для каждого из нас. Читать “B как Bauhaus” стоит хотя бы ради того, чтобы узнать, что, по мнению человека из мира дизайна, образовало современный быт — от анонимного дизайна в повседневности до модернизма в архитектуре. “Значения объекта иногда могут выходить за пределы дизайнерского замысла”, — писал Рейнер Бэнем, и то же самое можно сказать и о книге Суджича.