Краткая справка: Алессандро Ла Спада родился в 1967 году в Калабрии в семье сицилийцев. Окончил Миланский институт дизайна, где позднее преподавал. Называет себя “в первую очередь ремесленником”, прекрасно рисует и работает с металлом. Сотрудничал с такими марками, как Visionnaire, Fratelli Longhi, Smania, Milldue, La Murrina, Besana, Antolini, Environment Furniture.
Мы встречаемся в его миланской студии, и его интервью звучит практически как монолог, произнесенный по-южному темпераментно.
– Мне повезло: я из бедной семьи. Желание что-то иметь для меня означало необходимость это сделать. Еще мальчишкой я сконструировал себе велосипед, и постепенно желание придумывать и делать вещи стало физической необходимостью. Я наблюдал, как сохнет дерево, как ржавеет железо, как можно согнуть кусок металла – это были самые увлекательные игры моего детства. В моей семье умение что-то делать руками очень ценилось. Мой дедушка был мэром крошечного городка – и сапожником. В белой кепке он был мэром, в темной становился сапожником.
С таким вот происхождением Ла Спада начал работать в студии Sawaya & Moroni, и его сразу ввели в проекты замков и дворцов.
– Я н-и-к-о-г-д-а не проектировал однокомнатные квартиры, я сразу начал делать дворцы. Сумасшедшее и прекрасное время. Мне поручили следить за прототипами, и я открыл для себя всё разнообразие ремесленного мира Брианцы. Но потом осознал, что отравлен таким “богатым” опытом, и решился на самостоятельное плавание. Мне пришлось подышать пылью в разных студиях Милана: у де Лукки, у Мендини. Однажды, расставляя у Дордони каталоги в библиотеке, я сказал себе: сейчас или никогда. В это же время я начал сотрудничать с маркой Kundalini, для которой сделал какие-то абсурдные предметы, типа стула для секса и пуфа для молитв в форме лотоса... Как ни странно, этот пуф понравился Филиппу Старку. Его же купила и Йоко Оно.
Однако у Ла Спады всё равно было чувство, будто он всегда приходит в момент, когда праздник закончился. Он знал великих людей, получал от них комплименты, но никак не мог наладить работу. Помог случай. На мебельной выставке в Вероне к крошечному стенду Ла Спады подошел человек, невысокий, экстравагантный, нахальный и с невероятной энергией. Незнакомец посмотрел работы Алессандро и заявил, что покупает всё. Это был культовый дизайнер Самуэле Мацца.
– Я, конечно, был счастлив, но время шло, а денег он мне так и не платил. Я пошел поговорить с Мацца по-сицилийски решительно. Встретил он меня словами: “Ты мне нужен”. Он предложил мне создать не просто коллекцию, которая включала бы в себя стол и диван, а интерьер целиком – от А до Я. C этого и начался бренд Visionnaire.
– Мацца был одним из первых, кто решительно смешал моду, интерьер и дизайн.
– Visionnaire тогда был не маркой, а магазином и центром вечеринок. Мацца привел меня в свой мир, в мир гей-моды, знаменитостей, тусовок. Частенько со словами, что, мол, это ингредиенты для нашей истории, он приносил мне выкройки камзолов, фрагменты вышивок. Один из самых узнаваемых элементов бренда Visionnaire – резная ножка – родился из рукава. Годом позже, в 2004-м, с проектом “тотального интерьера” мы появились на выставке в Вероне, и это был настоящий аншлаг! На наш стенд стояла очередь!
Потом начался стремительный взлет. Успех мебели Visionnaire был слишком быстрым. Я не считал экстраординарным то, что делал для Visionnaire. Но мы, например, полностью проектировали мебель для столовой за пять дней. Я понял, что не могу вынести таких интенсивных отношений, и взял паузу. После этого я часто отказывал компаниям, которые в желании повторить успех Visionnaire просили меня сделать что-то в этом духе. Мне это уже было не интересно. Мне хотелось вернуться к ручной, ремесленной работе. Вернуться в детство, когда я мальчиком скучал на длинных мессах. Для меня церковь всегда была фантазийным местом, которое меня на многое вдохновило в дизайне.
В свободном плавании Ла Спада делал светильники для Milldue и La Murrina, мебель для Smania, тогда же его пригласила американская компания Environment Furniture нарисовать несколько предметов. “Я сделал какое-то количество незатейливых, в общем-то, вещей: стол с колесами, кровать, и... они тут же были скопированы всеми, кому не лень. Мне это польстило”. Та мебель была “экологичной”, но с сильным средиземноморским акцентом.
– Она отражала историю моей семьи, дух Сицилии. Необработанные поверхности, грубые текстуры: там именно материя выходила на первый план и несла в себе как частичку arte povera, так и мою генетическую память.
– И как это уживалось со стилем Visionnaire?
– Не знаю, честно, не знаю.
– Наверное, это и хорошо, что существуют некоторые крайности в проектировании. Дизайнеру опасно ехать по накатанной.
– Да, необходимо стремление к смешению, которое, может быть, и загрязняет чистое и совершенное, но позволяет родиться чему-то новому. Взаимопроникновение разных миров – ключ к новому.
– Но ты же вернулся в Visionnaire.
– Да. И хотя теперь для Visionnaire работают и другие, например Симоне Микели или Роберто Лаццерони, мои проекты продолжают быть костяком. Могу сказать с некоторым нахальством, что хочу создать новую классику. В следующем году компания празднует десятилетие, и я размышляю не только над новыми коллекциями, но и участвую в планировании празднеств. И продолжаю работать самостоятельно. Сделал вот несколько интерьеров – было весело.
– О чем ты мечтаешь?
– Заниматься искусством. Хочу сделать свой арт-проект – уже начал, назвал Sandrino (“Сашенька”). Но Visionnaire не оставлю, ведь это я нарисовал логотип марки, соединив фамилии всех, кто стоял у начала: Spada – Mazza – Cavalli, мы все там представлены в виде шпаги, булавы и лошадиной головы. Мы связаны воедино. И никуда от этого не деться.
Беседовала Елена Немкова