"Я мог бы побывать в доме Мельникова задолго до того, как стал директором МУАРа. Я был дружен с актрисой Натальей Лебле, а она, в свою очередь, дружила с сыном Мельникова Виктором. Я много раз видел дом со стороны, но внутрь не рвался – мне было неловко навязываться. Внутрь я впервые попал, уже став директором. А потом, в 2000-м, мы сделали выставку живописи Виктора Мельникова к его восьмидесятипятилетию. И я стал дружить с семейством, которое жило в доме, и бывать там часто.
Жители дома воспринимали его как святыню. У них были особые правила, как себя вести: “Тут мы никогда не проветриваем, эту дверь не трогаем, вот тут была стенка – ее бы надо восстановить”. Интерьеры, даже неухоженные, поражали артистизмом.
В многосветном объеме стены выкрашены в лиловый цвет, а на полу лежит лилово-белый ковер – потрепанный, китайский, видимо, но с “элементами ар-нуво”. Не знаю уж, купил ли Мельников ковер под стены или стены в цвет ковра покрасил, но без ковра пространство “не работает”.
Моя любимая комната в доме – Зеленая спальня. У Виктора Мельникова на одной из картин видно, что спальня была когда-то единой “скульптурой”: кровати словно вырастали из пола – как алтари или подиумы. В центре – родительская кровать, рядом детские. И все – и пол, и стены, и потолок – было выкрашено в желто-зеленый цвет.
Ложа эти во время войны потрескались, их убрали и поставили обычные кровати, и пол там теперь дощатый. “Скульптурность” комнаты позволяет понять, чем этот дом важен для архитектуры ХХ века.
В самом деле, дом маленький, нет в нем революционных новшеств. Но в архивах Мельникова есть проект такого же дома, только из трех цилиндров – это был модуль, на основе которого он собирался строить целые поселки. Он ставил эксперимент на себе. Но поскольку модуль остался в единственном экземпляре и не повторился, он стал уникален.
Ценность дому придает эгоизм, с которым он построен. Это дом-скульптура, творческий манифест архитектора-художника ХХ века. Человек сказал: “Я хочу построить вот такой дом” – и сделал это. Он оторвался от всех традиций домостроения, здесь все заново придумано. При этом придумано остроумно – это уютный дом, хотя удобство его не очевидно.
В доме есть своеволие архитектора, уверенного в своей гениальности. Его наследники несли, конечно, тяжкое бремя. Виктор Мельников прожил героическую жизнь, храня архивы отца – увы, в плохих условиях.
Когда сенатор Сергей Гордеев выкупил часть дома, все испугались, что в памятнике возникнет офисный центр. Но потом Гордеев создал фонд “Русский авангард”. Он, как все остальные участники процесса, согласен, что дом Мельникова должен стать музеем – жилого и творческого пространства, и работа по его созданию идет полным ходом.
Ситуация с домом Мельникова – характерная для России и по большому счету оптимистическая. Он, как кристалл, отражает всю нашу страну. Это несчастный дом, его история запутана и обременена страстями русской души. Он нуждается в реставрации. Но он все равно икона архитектуры ХХ века и магическая точка Москвы.
Мне нравится этот дом. Я сам в нем жить бы не стал. Но мне всегда интересно пойти туда с кем-то и лишний раз посмотреть, как удивляется человек, который видит его впервые".
Текст: Давид Саркисян