Жил да был архитектор, искусник, каких не сыскать. И была у него красавица дочь. Однажды отправились они в морское плавание, разразилась буря, прекрасная девушка упала в волны и утонула. Решил безутешный родитель в память о дочери и ее прискорбнейшей гибели выстроить дом, подобного которому на свете нет. И украсил его всеми видами морских чуд – тут и диковинные рыбы, и медузы, и дельфины, и коварные мелюзины-сирены, все искусной работы. Так и стоит с тех пор этот дом в городе Киеве, на Банковой улице, 10.
Не торопитесь горевать о несчастной девице или (что было бы, пожалуй, более адекватно) удивляться черствости архитектора, решившегося превратить в некое подобие усыпальницы жилой дом, построенный вдобавок с коммерческими целями. Это не более чем романтическая легенда, которую в Киеве с давних пор рассказывают легковерным туристам. Пресловутая дочь нигде не тонула и прожила долгую благополучную жизнь. Сам дом, это нужно признать, действительно диковина – из таких, что просто-таки провоцируют население на создание городских легенд; удивительно при этом скорее то, что дом этот вовсе не легендарная старина – он построен чуть больше века назад.
Создал его Владислав Городецкий, сам по себе киевская достопримечательность столетней давности: франт, владелец едва ли не первого автомобиля в городе, страстный охотник, не менее страстный путешественник, более-менее удачливый делец, живописец и, разумеется, плодовитый архитектор. Родился он в Подолии, в семье местных дворян, небогатых, но не лишенных амбиций. Отпрыску они дали забавно пышное имя Лешек Дезидерий Владислав. Отправившись учиться в Петербургскую академию художеств, юный Городецкий русифицировал и упростил имя до заурядного Владислав Владиславович, но наследственную амбициозность он сохранил, подкрепив ее непоседливостью и авантюрностью собственного характера.
Смешно сказать, но история искусств и технические строительные дисциплины давались ему в академии скверно – это ему-то, прославившемуся именно как освоитель новаторских технологий и мастер стилизаций. Из десяти оценок в его аттестате “отлично” всего две, но строит он, не стесняясь этим, отважно и помногу, берясь за любые заказы вплоть до совсем малохудожественных. Особняки, усыпальницы, церкви, заводы, школы, скотобойни, даже общественные клозеты – благо в Киеве строительный бум, а в малороссийских регионах запоздало расцветает промышленность. Сам расписывает стены и плафоны, иногда по настроению придумывает фасоны шляпок и украшений. Иногда “подхватывает” проекты за другими архитекторами, имена которых впоследствии благополучно забывают. Конкурсы на здания киевского музея древностей и костела, к примеру, выиграли другие авторы, Городецкому же была поручена только доработка проектов – однако доработка эта вылилась в совершенно самостоятельные работы.
И музей с его чинным дорическим портиком, и неоготический костел, и сказочно-мавританскую караимскую кенассу тоже неизменно показывают в Киеве приезжим (подчас приплетая очередные баснословные истории). Но все же самым знаменитым строением Городецкого остается тот самый дом на Банковой – “Дом с химерами”, как его привыкли называть. Вряд ли зодчий выстроил его на спор, как утверждают городские анекдоты, но азарт в этой работе определенно присутствовал.
Феноменально неудобное место: самый край крутого склона над осушенным Козьим болотом, на месте которого теперь площадь Ивана Франко. Очень скоростное даже по нашим временам строительство – участок выкуплен в начале 1901 года, а летом 1902-го здание выстроено и отделано вплоть до всех интерьерных деталей. Секрет как раз в технологических новшествах: даровитый инженер Антон Страус проектирует железобетонные конструкции, а скульптурный декор (разработанный еще одним сотрудником Городецкого, итальянцем Элио Сала) отлит из цемента.
На цементе можно было не экономить: его поставляла компания, одним из владельцев которой был сам архитектор. Вопреки россказням в украшающем дом цементном бестиарии подводная тематика не главная. Это скорее гимн всем хобби Городецкого: и дальним путешествиям, и охотничьим утехам – такой вот слегка сниженный и очень мужской, несмотря на всю свою причудливость, вариант свойственной ар-нуво тяги к неведомому. В интерьерах здания охотничья тематика вообще преобладает: оленьи, лосиные и турьи рога, битая птица, зайцы, косули, лепные композиции из ружей, ягдташей и прочего ловчего снаряжения, плюс не менее китчевые росписи на соответствующие сюжеты.
Увлекшись воистину химерическим декором, не сразу и заметишь, что здание само по себе задумано подчеркнуто функционально. Убери с карнизов всю фауну – получится простой и не без строгости главный фасад, почти что поздний венский сецессион; фасад, обращенный к обрыву, на чрезмерную нарядность претендовать даже и не пытался. То же и с внутренней планировкой. Рога рогами, трофеи трофеями, но в остальном жить в семи квартирах дома было, надо полагать, удобно – комнаты просторны, их расположение продумано самым тщательным образом. Ну, кухарке, может быть, было в ее комнатке тесновато, да и вид не очень – но зато своя лестница и свой санузел. Не очень-то большой участок Городецкий смог использовать на сто процентов, да так, что его чертежи хоть сегодня можно приводить в учебниках как образец тщательного и умного распределения всевозможных функций. Причем и тут идеи архитектора в условиях тогдашнего Киева смотрелись не то передовыми нововведениями, не то миллионерскими чудачествами.
Искусно “играя” с перепадом высот, Городецкий разместил в нижних этажах дома и неподалеку экипажный “гараж” вместе с кучерской, прачечную, дровяной склад, винный погреб и ледник, где для каждой квартиры был выделен отдельный холодильник. Особо требовательным жильцам должна была понравиться перспектива получать вместе со всеми этими бытовыми услугами еще и свежайшие молочные продукты – архитектор предусмотрел место и для небольшого коровника. Впрочем, досужему прохожему, как и в случае фасадной отделки, бросалась в глаза не функциональность, а бесстыдное богатство – вокруг дома был разбит роскошный сад с фонтанами и альпинарием.
Все бытовые изыски кажутся такими же чрезмерными для доходного дома того времени, как и цементный зверинец на карнизах, однако богатые киевские обыватели так не считали. Несмотря на неимоверную квартплату, отбоя от арендаторов не было вплоть до самой революции. Ее благополучно пережил в доме вместе с семейством и сам Городецкий. В 1920-м он уехал в Польшу; много поработав и там, он завершил свою жизнь в полном соответствии со своей любовью к смелым проектам и экзотическим странствиям – в 1928 году его пригласили в Иран строить железные дороги. Там, в Персии, он и умер два года спустя, не изменив своей плодовитости: успел спроектировать отель, театр и шахский дворец. С его домом советская власть обошлась, как водится, без особой стеснительности. Неприлично просторные квартиры превратили в коммуналки, скопищем которых “Дом с химерами” оставался вплоть до окончания Великой Отечественной.
Счастливо избежав сноса, полностью сохранить все дикарское великолепие своих интерьеров дом все-таки не смог. Это теперь, когда он волей судеб стал малой представительской резиденцией президента Украины, его подвергли масштабной реставрации, вернувшей основной части интерьеров их первоначальный облик. А до этого “Дому с химерами” пришлось долгие десятилетия быть домом для учреждения, до смешного мало соответствующего декоративному наряду здания – поликлиники ЦК компартии Украины. Соседству врачебных кушеток, бормашин и гинекологических кресел со своими химерами жовиальный архитектор, надо думать, изрядно бы посмеялся.
Текст: Сергей Ходнев
Фото: ФРИЦ ФОН ДЕР ШУЛЕНБУРГ; МУЗЕЙ ИСТОРИИ ГОРОДА КИЕВА