О доме Сонневельда, построенном в 1933 году в Роттердаме для директора компании колониальных товаров, рассказывает Алексей Тарханов (“Коммерсантъ”).
Роттердамскому Het Nieuwe Instituut дважды повезло. Потомки Альбертуса Сонневельда, директора компании Van Nelle, занимавшейся экспортом чая, кофе и табака, передали архитектурному музею свой дом – со всем, что в нем было. К тому же дом находится через дорогу от музея, в линии образцовых вилл, построенных перед войной на чистом зеленом поле. От поля теперь остался лишь клочок, зато Huis Sonneveld стал частью коллекции.
Он обязан своим появлением вредным человеческим привычкам и государственным колониальным амбициям. Почти все, что выпивалось и выкуривалось в Нидерландах, – от чашки чая в рабочем кафе до сигары в светском клубе – проходило через компанию Van Nelle, а точнее через Van Nelle Fabriek в пригороде Роттердама. Эту фабрику, спроектированную архитектурным бюро Brinkman en Van der Vlugt при участии Марта Стама, числят среди лучших промышленных зданий модернизма. “Самый прекрасный спектакль нового времени”, – писал о ней Корбюзье.
Руководивший фабрикой Альбертус Сонневельд был всенидерландским начальником чая, кофе и табака и, следовательно, богачом. Но богачом в первом поколении – энергичным и просвещенным, ярым почитателем Америки, где провел свои молодые годы. Он привез с собой из-за океана не только роскошный “Плимут”, но и американскую любовь к комфорту. Он обожал технику, спорт, джаз, слушал радио, был фото- и кинолюбителем. В Роттердаме, где он окончательно обосновался, хотел жить так же удобно, как в нью-йоркском гранд-отеле. По тогдашним скромным меркам это означало “хотя бы с собственной ванной”.
Возможно, Сонневельд прочитал у Корбюзье про дом – “машину для жилья”, возможно, сам догадался, что архитекторы, которые придумали здание для обработки тысяч тонн колониальных товаров, смогут сделать и дом для его семьи: его самого, жены Гезин, двух дочерей – старшей Магды, которую в семье звали Пак, и младшей Гезин по прозвищу Ге. И еще собаки Тедди. Заказ получили все те же Йоханнес Бринкман и Лендерт ван дер Флюхт, строившие Van Nelle Fabriek. Но, доверяя, мистер Сонневельд строго проверял. Архитекторы выполнили три варианта плана, прежде чем прийти к тому, который устроил хозяев. Пока город тянул с разрешением на покупку земли, они перешли от огромных и сложных планов к более компактным, потом опять к более свободным – все-таки участок это позволял.
В большой дом было вложено сразу два: дом для хозяев и дом для слуг, живших по-царски на первом этаже в отдельных комнатах, пусть и с экономной душевой посередине на манер международного купе. У горничной и кухарки была даже своя столовая, выгороженная у окна на большой хозяйской кухне. Комнаты дочек Пак и Ге немногим отличались от комнат горничных, но располагались на верхних этажах, были чуть просторнее и соседствовали с ванной поудобнее. Спальня хозяев граничила с большой гардеробной и туалетной комнатой с круглым зеркалом и столиком для косметики. Это было важное место: госпожу Сонневельд вспоминают как даму эксцентричную, всегда одетую как в оперу и с бриллиантами в ушах, даже на утренней прогулке с Тедди.
Невиданной новостью была душевая с гидромассажем, о которой в городе рассказывали легенды, равно как и о дорогущих линолеумных полах. В мебель была встроена центральная аудиосистема, позволявшая транслировать музыку во все комнаты дома, в помощь внешней линии существовал и внутренний телефон. Рабочий стол хозяина находился в гостиной, как и столик хозяйки: они любили быть вместе. На хронике тех лет табачные король и королева сидят на веранде и солидарно покуривают.
Все, что делалось в доме, все, что для него покупалось, имело имя – от стульев и светильников до посуды на кухне. Над цветом и светом работали дизайнеры. Сначала проект интерьеров сделали специалисты “Тонета”, но хозяевам не понравилось, и заказ отдали голландской дизайнерской фирме Gispen и ее создателю и владельцу Виллему Хендрику Гиспену. Он проектировал мебель и свет.
Сонневельд готов был раскошелиться ради того, чтобы его роттердамская вилла стала образцом современной жизни. Смета дошла до 114 060 гульденов (нынешние 821 661 евро), и они были истрачены не зря. Как говорят реставраторы, которым дом достался в начале 2000-х, ни в конструкциях, ни в отделке дома не было сделано ошибок, хотя без них не обошелся почти ни один из современных ему памятников функционализма и конструктивизма. Тем интереснее было им работать, тем поразительнее результат. Я редко видел реставрацию такого класса и такой занятный музей архитектурного модернизма, когда ты можешь бродить по дому и заглядывать во все уголки, открывать дверцы шкафов и смотреть, как работает лифт, на котором припасы поднимали в кухню.
Тут понимаешь, как тщательно продумана, удобна и красива была эта жизнь, – зря модернизм ругают за тесноту и бедность. Достаточно взглянуть в семнадцатиметровое окно в гостиной, из которого когда-то открывался вид на зеленое поле, а теперь – на то, что понастроили с тех пор в Роттердаме по заветам модернизма. И надо сказать, очень неплохо понастроили.
Текст: Алексей Тарханов
Фото: Johannes Schwartz/Het Nieuwe Instituut/архив пресс-службы; Sonneveld family archive; алексей тарханов