Интерьер с обложки: московская квартира в доме 1931 года постройки

Ле Корбюзье считал, что дом – это машина для жилья, а хозяева этой квартиры превратили свое жилье в машину времени. Сюда можно водить экскурсии, чтобы узнать, как жили обитатели советских кооперативных домов в конце 1920‑х – начале 1930‑х годов.

Окрестности дома в Басманном тупике выглядят хмуро – небо тяжелое, за решеткой забора лежит железная дорога, ее откосы покрыты пятнами граффити. Но из квартиры на седьмом этаже вид совсем другой – крыши домов на Садовом кольце, сад Баумана и высотка на “Красных Воротах”, которая удачно рифмуется с картиной на фантиках конфет “Столичные” в вазочке на круглом столе. Правда, хозяева утверждают, что это как раз случайность, зато все остальное в интерьере – вовсе не случайность, а удачная попытка добиться единства формы и содержания.

Хозяева квартиры хотя и не связаны с архитектурой по образованию или профессии, но интересуются ею всерьез и, когда купили квартиру в доме 1931 года постройки, решили, что обстановка в ней должна соответствовать духу той эпохи. Осуществлением этого замысла занимались архитектор Николай Лызлов, его сын, полный тезка и тоже архитектор, и декоратор Мария Пилипенко. Как рассказывает Лызлов-старший, архитектором дома был Кильдишев, человек старой школы – до революции он строил доходные дома, а при советской власти переключился на дома-коммуны. Но, как считает Лызлов, сквозь конструктивизм все равно проступает его прошлый эстетический опыт и в деталях чувствуется дух ар-деко. Правда, есть загвоздка: Кильдишевых, как оказалось, было двое братьев, Владимир и Василий, и оба архитекторы. Кто именно строил, пока понять не удается, хотя хозяева квартиры уже нашли родственников одного из них.

Любознательность хозяев – вообще главный двигатель проекта. Они ищут старые планы и фотографии и уже успели перезнакомиться с половиной соседей – расспрашивают старожилов, как раньше была устроена жизнь в доме. В одной из квартир выяснили, как выглядели аутентичные плинтусы, а в другой, куда впервые попали еще в процессе поиска квартиры, сторговали старую люстру для столовой.

Еще одна подсказка обнаружилась в нынешней гардеробной под слоем обоев – типичная для тех лет отделка, когда верхнюю часть стены белили, а нижнюю покрывали клеевой краской. Теперь эта стена служит чем-то вроде местной достопримечательности, которую показывают гостям, а стены в коридоре выкрашены по ее образу и подобию. Стык стен и потолка имеет характерное скругление – как и в 1930-е годы, для этого использовалась кастрюля.

Дом строился как кооперативный, у него была эксплуатируемая кровля, на которой еще в 1960-е годы гуляли воспитанники местного детсада. На трех верхних этажах (квартира как раз находится на одном из них) была коридорная система: те, кто не имел средств на отдельную квартиру, покупал комнату с кухней и удобствами в общем коридоре. Впоследствии этажи переделали в более компактные коммуналки, так что воссоздать все “как было” не представлялось возможным. Нынешняя планировка строится вокруг центральной оси, которая начинается входной дверью и замыкается окном в спальне. Чтобы сохранить перспективу, перегородку между спальней и коридором сделали стеклянной. Ее раму нарочно прокрашивали вручную, чтобы не выглядела новоделом. С той же целью стены выравнивали только в местах примыкания встроенной мебели.

С самой мебелью тоже все интересно: библиотека воспроизводит мебель по дизайну Бориса Иофана в Доме на набережной, а кухонный гарнитур сделан по образу франкфуртской кухни Маргарете Шютте-Лихоцки. Почти все остальные вещи хозяева нашли на недавно закрывшемся аукционе “Молоток” или привезли из Германии, куда ездили специально для знакомства с архитектурой баухауса. Не зря Лызлов, который редко берется делать интерьеры, смеется, что для него задача была не только интересной, но и очень сложной – заказчики, которые настолько глубоко погружены в материал, встречаются нечасто.

Текст: Анастасия Ромашкевич

Фото: алексей народицкий