Интерьер с обложки: таунхаус по проекту Ираклия Зария

В этом проекте у Ираклия Зария получился неожиданный, но красивый союз — дизайнерской классики ХХ века и работ советских художников-нонконформистов.
Таунхаус по проекту Ираклия Зария  — Интерьер с обложки

Увлечение Ираклия Зария советским андеграундом началось по чистой случайности. “Однажды я забрел в одну небольшую антикварную галерею и увидел листы с абстрактными работами тушью Юло Соостера. Я начал рыться, нашел галеристов, у которых есть хоть что-то из художников того периода”, — вспоминает дизайнер. Работы нонконформистов он использует в проектах последние лет пять — неожиданным образом они отлично живут в паре со знаковой европейской мебелью того же периода. Хотя сам Зария ничего странного тут не видит: “Это работы, которые не уступают западным, — говорит он. — Но у западных художников на ценнике уже не четыре нуля, а пять-шесть”. Особенность этого интерьера в том, что советское искусство в нем не просто присутствует, а доминирует. “В этом весь фан”, — говорит Ираклий.

В гостиной сделанный на заказ диван; кресло Costela 1960-х годов по дизайну Мартина Эйслера и Карло Хонера и шезлонг Rio Освальдо Борсани; торшер 1950-х годов, Rispal.

В архитектурном смысле таунхаус в Покровском-Стрешневе ничем не примечателен — типовой дом по канадскому проекту. Главное — место: вокруг лес, а рядом — американская школа, где учатся старшие дети хозяев. Семья живет здесь уже несколько лет, и заняться переустройством интерьера они решили после того, как сделали с Ираклием несколько других проектов, включая лондонскую квартиру, появившуюся на обложке октябрьского номера AD в 2019 году. На этот раз речь шла исключительно о редекоре, так что изменения в планировке были минимальными: Ираклий переделал главную ванную, устроил кабинет на месте бывшего спортзала и изолировал кухню — она здесь во всех смыслах профессиональная (готовит в основном повар) и странно выглядела в соседстве с парадной гостиной.

Фрагмент гостиной. Шезлонг Освальдо Борсани на фоне работы Андрея Красулина.

На столике в гостиной — ваза Такэо Кавахары, 1951 год.

“Это самый сложный тип проекта — который делается, когда заказчики живут в доме”, – рассказывает дизайнер. Так что все работы пришлось уместить в два с половиной месяца, пока семья уезжала на летние каникулы, а для этого требовалась основательная подготовка — на нее и ушла львиная доля времени.

Столовая зона гостиной. Тон этой комнате задает японская ширма XVIII века. Фоном ей служат панели из сикомора. Сделанный на заказ мраморный стол окружают бразильские винтажные стулья; ковер тоже сделан на заказ; торшер по дизайну Пьера Шаро, 1924 год; на столе керамика Джерилин Вирден, 2016 год, и ваза Empreinte по дизайну Жана Дома.

“Сперва мы согласовываем эскиз, а потом начинается охота — поиск уникальных коллекционных предметов”, — рассказывает дизайнер. Впрочем, уже на этой стадии он хорошо понимает, из каких вещей будет складываться проект. “Я никогда не делаю абстрактных эскизов — обычно интерьер совпадает с ним процентов на восемьдесят, — говорит Зария. — Я знаю поставщиков, антикваров и галеристов, и если мне, к примеру, нужен “Кенгуру” Жаннере, я знаю, где его найти, и бросаю клич”.

Диванная зона в кабинете хозяйки. Кожаный диван SD-600 1960-х годов, de Sede; кресло по дизайну Филиппа Арктандера 1944 года; столики по дизайну Шарлотты Перриан и торшер по дизайну Северина Хансена Джуниора 1950-х годов. Живопись Михаила Крунова.

Некоторые понравившиеся дизайнеру предметы могут довольно долго ждать своего часа (точнее, своего проекта). Так, ширма в гостиной была на примете у Ираклия, большого поклонника японского искусства, несколько лет, а здесь стала стилеобразующей — именно она задала тон всей комнате с ее синими и золотыми акцентами. Хотя, как отмечает дизайнер, основной тон интерьера — все-­таки серый (лучше всего это заметно в главной спальне). Подход Ираклия оставляет и место для экспромта. К примеру, торшер по дизайну Пьера Шаро для той же гостиной был куплен спонтанно — попался на глаза и пришелся к месту.

Фрагмент комнаты, которая служит малой гостиной и кабинетом хозяйки. На столе по дизайну Джанкарло Претацолли 1970-х годов — светильник Исаму Ногути; кресло Elda Джо Коломбо 1960-х годов. На стене светильник Гаэтано Шолари 1970-х годов и работа Бориса Отарова, она на десять лет старше.

“Все мои заказчики — это люди, которые могут многое себе позволить, — говорит Ираклий Зария. — Что отличает эту семью — жажда познания”. Коллекционная мебель и искусство были и в прошлых их совместных проектах, но здесь, по словам дизайнера, уровень работ еще выше. Количество тоже: работами нонконформистов и дизайнерской мебелью наполнены даже детские. “Я люблю все свои проекты, но безумно ценю те, в которых мне удается добиться высокой концентрации прекрасного”. Здесь она близка к ­максимальной.

Кресло “Кенгуру” по дизайну Пьера Жаннере 1950-х годов; торшер Руперта Николла того же периода и гипсовая скульптура Филипа Антония.

Главная спальня. В изножье сделанной на заказ кровати французская банкетка 1970-х годов; в изголовье работа Нэнси Лоренц 2010 года. На тумбочке у окна скульптурный светильник из пергамента Маро Фабро 2002 года; над ней графика Юло Соостера 1940-х годов. У окна кресло по дизайну Франсуа Летурнера 1950-х годов и пепельница Пьера Шаро 1930-х годов.

Главная ванная подверглась самой масштабной переделке. Стены и ванна выложены мрамором; скульптура XIX века; на бортике работа Вадима Сидура 1960-х годов.

Одна из детских. Над комодом 1970-х годов, Hermès, рисунки Алексея Каменского и Владимира Кудряшева.

Одна из детских. Кровать сделана на заказ; на стене работы Владимира Андреенкова 2006 года и Алексея Каменского 1960-х годов.

Фото: Михаил Лоскутов