Мы встретились с Ивом в Москве, накануне открытия выставки “Heritage – Interior – Art. Диалектика интерьера” в галерее “Эритаж”. Культовые вещи ХХ века из галереи Yves Gastou сопоставлялись с антиквариатом из галереи Didier Aaron, показывая возможность мирного сосуществования классики и дизайна. Ив только что был в галерее, где осматривал экспозицию: “Я приятно удивлен! Ни убавить, ни прибавить – я бы не сделал лучше. Кристина (Краснянская, владелица галереи), Сурия (Садекова, куратор) и Елена (Акимова, сценограф) отлично поработали”.
Мнению Ива Гасту можно доверять: вот уже двадцать пять лет он продает дизайн людям, которые до того собирали только антиквариат, и мешает в своих интерьерных проектах поп-арт с барокко.
– Когда вы открыли свою галерею, дизайн второй половины ХХ века казался коллекционерам слишком новым. Почему вы решили его продавать?
– Я тоже не сразу к этому пришел. Мои “университеты” – это блошиные рынки и антикварные галереи. Я с детства интересовался старыми вещами (это у меня от матери) и уже в семь лет решил, что стану антикваром. В шестнадцать я работал у одного старьевщика в моем родном Каркасоне, ездил по замкам, покупал у обедневших хозяев мебель, посуду. Двадцатый век тогда не очень ценился, вещи Мажореля, Лалика, Галле мне отдавали бесплатно! Хотели помочь подростку. В Париже я оказался в 1980 году и тоже начал с блошиного рынка. Я продавал ар-нуво, потом ар-деко, потом начал присматриваться к послевоенному дизайну. В антиквариате мне стало душно. Свою галерею на рю Бонапарт я открыл выставкой Этторе Соттсасса (он же оформил интерьер и фасад) – и это был его первый проект в Париже. Потом я показал Рона Арада, Сиро Курамату. Никто не хотел это покупать! Но я убеждал людей, что цена на современный дизайн будет расти.
– И оказались правы! На сколько выросли цены?
– Вещи Арада стоили гроши, теперь это десятки и сотни тысяч. Стул Арбюса я продал за €3 тыс., сейчас он стоит €40–50 тыс., вещи Моллино выросли в цене с €20–30 тыс. до €2–3 млн.
– А помните, какую самую дорогую вещь вы продали?
– Конечно! Это был стол Жильбера Пуайера, уникальная вещь. Я очень удачно продал его приятелю, а тот перепродал в Музей декоративного искусства в два раза дороже. Но так часто бывает.
– Клиенты тоже эволюционировали, как и цены?
– Они стали менее консервативными. Есть две основные группы: люди в возрасте покупают первую половину ХХ века, тридцати-сорокалетние – вторую. Очень многие с нами с самого начала.
– Вы можете назвать имена самых верных?
– Бернар Арно – один из наших главных клиентов. Билл Гейтс очень много у нас купил для своего дома в Сиэтле. Филипп Старк часто приходит, с ним интересно, он хорошо знает историю и умеет с ней играть. Я его встречаю даже на блошиных рынках! Хотя большинство клиентов, конечно, не стремятся к огласке.
– У вас есть русские покупатели?
– Восемь или десять, причем все женщины. Очень энергичные, со вкусом, всегда знают, чего хотят (обычно это Америка 1950–60-х или Франция 1940–50-х). Но большого заказа пока не было.
– Где вы ищете вещи, если речь не идет о современнике?
– За редким исключением я иду к первоисточнику – к наследникам или первым владельцам. Не зря же я до трех утра изучаю справочники! Еду в провинцию, звоню в дверь, мне открывают старички, которые полгода людей не видели. Совсем немного вещей приходит с аукционов, из других галерей и с блошиных рынков. (Открою секрет: самый лучший в Париже на Порт-де-Ванв.) В молодости я был мастером по складам: опустошил запасы Севрской мануфактуры и Christofle, скупил сотни ковров в Обюссоне. Всё уже продалось, конечно.
– Себе ничего не оставили?
– Сам я собираю ювелирные украшения и культовую атрибутику – четки, кресты, кольца. У меня их множество! Но это уже другая история.
Беседовала Юлия Пешкова.
Фото: didier delmas; александр паутов; ivan terestchenko; cn russia photostudio; архив пресс-службы