За строгими фасадами дома на парижской набережной Анжу скрывается интерьерная жемчужина времен “короля-солнца” — барочное жилище герцога де Лозена.
В декабре 1845 года Оноре де Бальзак сообщал в письме своей возлюбленной Эвелине Ганской о вечере, проведенном в парижском Hôtel de Lauzun – особняке герцога де Лозена. “Я слышал небесные голоса и созерцал божественные картины”, – писал он. Причиной визита (и видений тоже) была встреча Клуба любителей гашиша, которая состоялась в грандиозных раззолоченных комнатах третьего этажа этого дома. Среди членов клуба были Делакруа и Домье, а также двое поэтов, снимавших комнаты на чердаке: Теофиль Готье и Шарль Бодлер. Последний проживал в особняке с 1843 по 1845 год, платил в год 350 франков и оклеил свою спальню черно-красными обоями. Тогдашний хозяин дома, барон Жером Пишон, не сохранил о жильце приятных воспоминаний. “Если бы вы только знали, каково это было, – жаловался он годы спустя. – Бодлер держал в любовницах ужасную негритянку и распродавал картины... За квартиру приходилось платить его матери”.
Сегодня “Отель-де-Лозен” славен прежде всего благодаря идеально сохранившимся жилым интерьерам XVII века. “Это концентрат Версаля и Во-ле-Виконта, – говорит историк Марк Солерански, недавно вместе с теперешним смотрителем особняка Раймоном Буларом выпустивший посвященную этому зданию монографию. – Здесь нет ни одного сантиметра, который не был бы покрыт живописью, лепниной или позолотой”.
Особняк стоит на острове Сен-Луи. С 1928 года он принадлежит парижским городским властям, которые используют его для официальных приемов на высшем уровне. Елизавета II останавливалась здесь в 1957 году, шах Ирана – в 1961‑м; Раймон Булар отлично помнит менее давние визиты испанского короля Хуана Карлоса и принца Чарльза. В последние десятилетия дом не раз появлялся в кино: здесь снимали, например, некоторые сцены “Вателя” с Жераром Депардье и фильма Жерара Корбьо “Король танцует”.
Герцог де Лозен, самый знаменитый хозяин дома, был украшением скандальной хроники времен Людовика XIV. Если верить мемуарам герцога Сен-Симона, “был он крайне тщеславен, непостоянен, всем завидовал, стремился всегда добиться своего, характером обладал мрачным, грубым; имея крайне благородные манеры, был зол и коварен от природы”. Младший сын захудалого гасконского рода, он правдами и неправдами выбился в первые вельможи и приближенные короля. Которому, правда, нахальство Лозена часто бывало не по вкусу, особенно после того, как тот влюбил в себя кузину Людовика и собрался на ней жениться. Дважды король отправлял наглеца в тюрьму: один раз в Бастилию, второй – в далекую крепость Пиньероль, где тогда же были заточены таинственная Железная маска и проворовавшийся суперинтендант финансов Николя Фуке. И всякий раз Лозен ухитрялся не только выйти на свободу, но еще и вернуться ко двору и к новым почестям.
Многие годы считалось, что особняк был построен именно для герцога, а спроектировал его Луи Лево – один из создателей Версальского дворца. Лишь недавно добросовестные исследования доказали, что дела обстояли не совсем так: это парвеню-финансист по имени Шарль Грюэн заказал проект куда менее знаменитому, чем Лево, Шарлю Шамуа. Построили дом в 1657–1659 годах. (Забавно, что Грюэн, сын кабатчика, одно время был дружен с тем самым Фуке, который позже станет товарищем Лозена по заключению.) У Грюэна особняк купил Лозен, но жил он здесь только в 1682–1685 годах, по слухам, проводя время в оргиях. За следующее столетие дом сменило несколько высокородных владельцев, а после революции он подвергся “уплотнению” и стал жилищем ремесленников. В 1842 году особняк приобрел барон Пишон, сдававший его по частям на протяжении восьми лет и потом превративший в собственную резиденцию.
Раймон Булар был очарован домом Лозена с детства, с 1970-х годов, когда смотрителем особняка стал его отец. Сорок пять лет спустя он по-прежнему восторгается зданием. В особенности контрастом между строгими фасадами и разнузданной роскошью интерьеров: “Когда человек впервые заходит в дом, не представляя себе, что он увидит внутри, это производит совершенно оглушительное впечатление”.
Чистая правда. К доступным для посещения парадным залам надо подниматься по монументальной лестнице, сооруженной в 1948 году по образцу спроектированной Франсуа Мансаром лестницы в шато Мезон-Лаффит. Верхний вестибюль украшают статуи Аполлона и Минервы, а также потолочная фреска “Время, открывающее Истину”. А дальше – чудеса за чудесами: в анфиладе с окнами на Сену от великолепия кружится голова. На потолках пышные мифологические фрески работы Мишеля Дориньи, над карнизами лепные путти и гирлянды, на стенах почти сплошь позолоченная резьба – раковины, ветви, вазы, маскароны, львиные лапы, орлы, и все это перемежается с расписными фризами и с живописными полотнами чуть ли не во всех мыслимых в XVII веке жанрах.
Самое внушительное помещение – Музыкальный салон, в котором, правда, в 1910 году ради балов, приемов и домашних концертов соорудили хоры для оркестра. А самое волшебное – наверное, Будуар Дафниса и Хлои, где обилие зеркал создает бесконечно разнообразную игру отражений. Булар сравнивает эту комнату со шкатулкой для драгоценностей, и хотя расслышать бальзаковские “небесные голоса” не получится, но замереть в восторженном трансе – почему нет? “Это какая-то смесь сказок “Тысячи и одной ночи” и атмосферы версальского двора, – говорит Марк Солерански. – Здесь переносишься не то в оперу Люлли, не то в “Приглашение к путешествию” Бодлера”. И все это, заметим, не покидая центра Парижа.
Текст: Иэн Филлипс
Фото: стефан жульяр