Виллу Хефферлин Ольга Свиблова и Оливье Моран купили четыре года назад. “Это была руина. Прекрасные модернистские фасады и полная разруха внутри. Но Оливье сразу понял, как хорошо здесь будет жить”, — говорит Ольга.
Это не первый дом Ольги и Оливье. Мне приходилось бывать у них в нескольких. И на старой фабрике времен ар-деко со стеклянной крышей, где находилась галерея Оливье “База”. И в ковчеге в Камарге. И в бывших декорационных мастерских в 14-м округе Парижа, на четырех этажах которых Ольга с Оливье устраивали знаменитые приемы для гостей французских Месяцев фотографии. Показанные там работы купил потом для своего музея Картье-Брессон. Но этот дом, похоже, самый интересный из всех.
Дом в предместье Парижа Виль-д’Авре спроектировал в 1932 году архитектор Андре Люрса, соратник Ле Корбюзье, деятель CIAM и большой друг Советской России. В 1932 году он приехал в Москву, получил мастерскую в Моспроекте, построил у нас школу и больницу и даже (повезло зодчему) успел в 1937 году вернуться домой. Не знаю, что думал о русском прошлом строителя дома Оливье Моран, тоже попавший под обаяние Москвы. Ну и конечно, Ольги.
Покупка памятника архитектуры не обещает безмятежную жизнь. В 1974 году фасады виллы Хефферлин внесли в список памятников истории. Что это значит? Нельзя менять рисунок, нельзя пробивать новые окна, нельзя красить, как захочется. Изволь соответствовать. Кого-нибудь это, может, и испугало бы, но только не Оливье, который обожал историю, аутентичность, подлинность.
Чтобы найти правильные выключатели, водопроводные краны, дверные защелки, он прочесывал по утрам блошиные рынки. Причем не ту благородную их часть, где Людовик, рококо — всего не расскажу, а ту, где в ящиках лежит демонтированная на сносах скобянка и сантехника. Как говорит Ольга, он называл это охотой: “Каждое утро я звонила ему и спрашивала: “Ну как сегодня охота?”
За восемьдесят шесть лет у виллы было несколько хозяев. Первые заказчики, чета Хефферлин, решили было обосноваться во Франции в 1930‑х годах, но вернулись в Америку, когда в Европе стало жарко. Дом купил для приемов выходец из Мадрида Рафаэль Лопеc Себриан, державший в Париже до 1950-х годов Дом мод Raphaël. Он превратил чистый модернистский рай в пышный уголок Испании. Я видел фотографию — во дворе были разбиты настоящие сады Альгамбры. После испанца виллу приобрел Кентен Лоран, владелец знаменитой художественной галереи Louise Leiris, основанной еще Даниэлем-Анри Канвейлером. Он мечтал организовать здесь выставочный зал для своих коллекций: углубил и расширил подвалы, превратив их в запасники для сокровищ, которыми галерея до сих пор сказочно богата. Но жить в доме не стал. Первыми настоящими жителями и должны были стать Ольга с Оливье.
Здесь на 300 м² было все как они хотели. Прозрачный модернистский первый этаж, где гостиная с камином переходила в столовую, соседствующую с кухней. Кухня — предмет особых забот Оливье. Кормить гостей он обожал всегда, обзаводясь для этого самыми совершенными (но и, конечно, аутентичными, не менявшими конструкцию со времен де Голля) плитами. Таковых в доме предусмотрено целых две. Совсем отдельно, на первом этаже, размещалась однокомнатная гостевая квартирка — большое удобство для обслуживающего персонала и настоящее спасение на время реконструкции, которая только недавно завершилась.
Окна выходят на две стороны, открывая главную приманку виллы Хефферлин. Сад перед главным фасадом в 112 м² продолжается за домом на 1325 м². Для города невиданная роскошь: не сад, а, считайте, лес. Деревья, кусты, зелень — это такой же подарок Оливье Ольге, как ежедневные букеты цветов по утрам, разве что теперь вид на эти букеты будет открываться из окон спален на втором этаже.
Как всегда в модернистских виллах, здесь заранее продумано многое: ленточные окна от пола до потолка с одной стороны и половинной высоты — с другой; длинные корабельные балконы, которые ведут то в огромные спальни, то в не менее большие парадные ванные комнаты; плоская крыша, где можно принимать гостей; деление на хозяйскую и гостевую части, что очень важно для семьи со взрослыми детьми, их женами и мужьями. Так, чтобы одни доставляли другим только удовольствие.
Второй этаж немного изменен по сравнению с 1932 годом: размеры спален теперь другие, к тому же добавлены две огромные ванные, выложенные по вкусу Оливье черно-белой керамикой. Меня поразило то, что в хозяйской ванной вместо обычной плитки он использовал двадцатимиллиметровую мозаику, что раз в десять усложнило работу, но зато продлило удовольствие.
“Любимое занятие Оливье — строить дома, — рассказывает Ольга. — Мне кажется, в этом проявлялся его характер настоящего художника. Его проекты всегда длились годами, он всегда доводил все до совершенства. Для каждой нашей книги он придумывал отдельную полку. Здесь, в двухэтажном доме, он устроил лифт. “Зачем лифт на второй этаж?” — спросила я его. “Но мы часто путешествуем — зачем тебе ходить с чемоданами? Давай сделаем лифт”. Он считал, что наша жизнь — это произведение искусства и потому нуждается в прекрасной раме. Но когда он заканчивал очередной дом, постепенно терял к нему интерес. Мы с ним росли, менялись, нам нужно было что-то новое. Этому я у него научилась”.
Ольга говорит, что Оливье воспринял возможность выстроить жизнь в Виль-д’Авре как подарок. И ждал момента, когда они наконец-то переберутся сюда с площади Мадлен и станут ездить домой по лесным дорогам заповедника, заезжая по пути за лучшим мясом, единственно правильным молоком и вином для пополнения погреба. Вот только закончить дом он не успел. Последними работами занималась уже сама Ольга, думая каждый раз, как бы это сделал ее муж: “Я сижу здесь и думаю: какой красивый дом! Как жаль, что мы ни дня не прожили здесь вместе”.
Фото: Стефан Жульяр; Стилист: Наталья Онуфрейчук