Я отношусь к тем людям, для которых фраза “новый ресторан Андрея Деллоса” звучит в первую очередь как обещание очередной интерьерной феерии. Причем сделанной так, как больше у нас в Москве никто не умеет. И это только кажется, что подходить с такой меркой к “Фаренгейту” – более отважное дело, чем в случае “Пушкина” или “Турандот”, хотя где дворцовые чудеса, стилизованные под XVIII столетие, и где давным-давно распробованная индустриально-лофтовая атмосфера.
Джентльменский набор налицо: неоштукатуренный кирпич, фабрично-заводские лампы с противовесами, две стены, облицованные бывалыми некрашеными досками, брутальные стеллажи для бутылок над барной стойкой, трубы с кранами прямо посреди ресторанного зала. Трубы, кстати, подлинные, их намеренно не стали прятать; доски на стенах — те тоже с прошлым, когда-то из них были сколочены французские винные ящики. Плюс десятки винтажных вещей и вещиц на длинной полке под потолком.
Фокус здесь в том, что это опять игра, стилизация. И вкус, и кропотливость здесь ровно те же, что и в других деллосовских местах. Трубы красили в тонко подобранный цвет и состаривали так же методично, как росписи с галантными сценками в “Турандот”. Доски на стенах выкладывали так же тщательно, как и панели с буазери, — и добились-таки того, что и тут дощатые стены смотрятся сущим панно. Особенно при здешнем освещении (если сам по себе свет бывает “винтажным”, то вот тут именно такой: мягкий, деликатный, приглушенно-желтый).
Впрочем, есть и капитальное отличие. В ожидании своего блюда рассматривать в “Фаренгейте” предлагается не столько интерьер, сколько происходящее на открытой кухне — в вотчине молодого шеф-повара Антона Ковалькова, которого открытие этого ресторана, судя по всему, окончательно превратило в новую суперзвезду гастрономической Москвы. И с которым можно запросто поболтать, пробуя его фирменный сет. И трудно сказать, что лучше — эта свойскость или куртуазность “Пушкина”. Примерно так же трудно, как определить, что точнее — шкала по Фаренгейту или шкала по Цельсию.
Текст: Сергей Ходнев